Три часа между рейсами [сборник рассказов] - Фрэнсис Фицджеральд

— Эта работа отличается от театрального сочинительства, — изрек он с подобающей серьезностью.

— Да, я читал об этом книгу.

Пэт чуть было не рассмеялся. В 1928 году он с одним приятелем также сварганил на скорую руку псевдопособие для простофиль «Тайны сценарного искусства». Книжонка могла бы принести доход, если бы кино вдруг не заговорило.[99]

— Полагаю, это не так уж сложно, — сказал Уилкокс и снял с вешалки свою шляпу. — А сейчас мне надо бежать.

— Разве ты не хочешь обсудить сценарий? — спросил Пэт. — Как далеко ты уже продвинулся?

— Я вообще не продвинулся, — сказал Уилкокс. — Этот идиот Бернерс всучил мне какую-то макулатуру и предложил от нее отталкиваться. Но там сплошь унылая муть. — Его голубые глаза сузились. — Скажите, что такое «наезжающий план»?

— Наезжающий план? Это когда кадр снимается в движении, например со стрелы крана.

Пэт заметил на столе тетрадь в синем переплете, взял ее и прочел надпись на обложке:

БАЛЕТНЫЕ ТУФЕЛЬКИ

Сценарий — заявка[100]

Автор: Консуэла Мартин

По оригинальной идее Консуэлы Мартин.

Пэт бегло просмотрел начало, а потом заглянул в конец рукописи.

— Надо бы добавить сюда военную тему, — сказал он, недовольно поморщившись. — Например, балерина идет медсестрой в Красный Крест, видит все ужасы войны, а потом духовно перерождается. Улавливаешь мою мысль?

Уилкокс не ответил. Пэт обернулся и увидел закрывающуюся дверь.

И как прикажете все это понимать? Как можно работать с человеком, который убегает неизвестно куда ни с того ни с сего? Хоть бы сослался на что-нибудь уважительное — типа «Спешу на заезд в Санта-Аните»…

Дверь отворилась, и в проеме возникло смазливое личико. При виде Пэта девушка испуганно охнула и исчезла. Но вскоре объявилась вновь.

— Мистер Хобби! — воскликнула она. — Я не сразу вас узнала. А я ищу мистера Уилкокса.

Пэт напрягся в попытке вспомнить ее имя, и она пришла ему на помощь:

— Кэтрин Ходж. Я работала с вами три года назад.

То, что она с ним работала, Пэт уже понял, но он никак не мог вспомнить, насколько близкими были их отношения в ту пору. Кажется, никакого романа между ними не было — о чем стоило лишь сожалеть, глядя на нее сейчас.

— Присядьте, — сказал Пэт. — Вас назначили секретаршей к Уилкоксу?

— Да, мне так сказали. Только он до сих пор не поручил мне никакой работы.

— Похоже, у парня мозги набекрень, — мрачно сказал Пэт. — Нынче он спрашивал меня, что такое «наезжающий план». Я слышал, он чем-то болен и приехал сюда лечиться. Не удивлюсь, если он скоро начнет все крушить и расшвыривать по комнате.

— С виду он вполне здоров, — осторожно заметила Кэтрин.

— Мне так не показалось. Ладно, идем в мой кабинет. Раз такое дело, сегодня вы поработаете на меня.

В кабинете Пэт улегся на кушетку, приказав Кэтрин Ходж читать вслух сценарий «Балетных туфелек». Где-то на середине второй части он погрузился в сон, прижимая к груди свою новую шляпу.

II

Не считая шляпы, поза, в которой он застал Рене в одиннадцать часов следующего дня, была абсолютно идентичной. И так продолжалось в течение еще трех дней — в каждый конкретный момент либо один, либо другой спал на кушетке в своем кабинете, а порой одновременно спали оба. На четвертый день у них состоялось несколько встреч, и Пэт снова выдвинул идею насчет войны и «духовного перерождения» балерин среди огня и крови.

— Можно мы не будем говорить о войне? — сказал Уилкокс. — У меня два брата служат в армии.

— Тебе повезло, что ты сейчас здесь, в Голливуде.

— Так уж получилось.

— Хорошо, а как ты предлагаешь начать картину?

— Мне не нравится нынешнее начало. Меня от него буквально тошнит.

— Значит, нужно найти что-то на замену. Вот я и предложил войну…

— Я уже опаздываю на обед, — прервал его Рене Уилкокс. — До встречи, Майк.

Чуть позже Пэт жаловался Кэтрин Ходж:

— Он может называть меня любыми именами, какие взбредут в голову, но кому-то ведь надо писать сценарий! Я бы пошел к Джеку Бернерсу и выложил ему все начистоту, но, боюсь, тогда нас обоих просто лишат работы.

Два следующих дня Пэт почти безвылазно провел в кабинете Уилкокса, побуждая его к действию, но все было напрасно. Днем позже, когда драматург вообще не появился в офисе, доведенный до отчаяния Пэт проглотил таблетку бензедрина и взял дело в свои руки. Шагая взад-вперед по кабинету с бракованным текстом в руке, он диктовал Кэтрин новый вариант, перемежая диктовку экскурсами в свое славное голливудское прошлое. Таким манером к концу дня он осилил две страницы сценария.

За этим последовала самая тяжкая трудовая неделя в жизни Пэта Хобби — у него даже не было времени приударить за Кэтрин Ходж. Понемногу, с дребезжанием и скрипом, старая колымага его воображения тронулась с места. Бензедрин и несколько чашек кофе пробуждали его по утрам, а виски помогал забыться вечером. Вновь дал о себе знать застарелый неврит, да и в целом нервная система начала трещать по швам. На этом фоне лишь ненависть к Рене Уилкоксу подпитывала его, подобно эрзац-топливу. Раз так, он в одиночку напишет этот сценарий и, вручая его Бернерсу, официально заявит, что Уилкокс не добавил сюда ни строчки.

Но это было уже чересчур — Пэт явно переоценил свои силы. Он сломался примерно на полпути и ушел в суточный запой, по возвращении из которого обнаружил у себя на столе записку от мистера Бернерса с требованием представить сценарий сегодня к четырем часам пополудни. Пэт уныло сидел в кабинете, обхватив руками больную голову, когда открылась дверь и вошел Рене Уилкокс с пачкой машинописных листов в одной руке и копией записки Бернерса — в другой.

— Все в порядке, — сказал Уилкокс. — Я закончил сценарий.

— Что?! Когда же ты работал?!

— Я привык писать по ночам.

— Что там у тебя — сценарный план?

— Нет, готовый постановочный сценарий. Поначалу мне мешали сосредоточиться кое-какие личные проблемы, но стоило взяться — и дело пошло легко. Надо только вообразить, что смотришь на все это через камеру.

Пэт поднялся на ноги, объятый гневом и ужасом:

— Но ведь мы должны были работать в соавторстве! Джек придет в ярость, когда узнает.

— Я всегда работаю в одиночку, — сказал Уилкокс спокойно. — И сегодня при встрече я объясню это Бернерсу.

Он удалился, а Пэт опустошенно рухнул обратно на стул. Если Уилкокс сделал хороший сценарий… Хотя как первый же сценарий новичка может оказаться хорошим? Вот если бы Уилкокс по ходу работы консультировался с ним, что-то приличное и впрямь могло бы получиться.

С перепугу Пэт начал соображать — и впервые за очень долгое время его голову посетила незаурядная мысль. Он позвонил в сценарный отдел и вызвал Кэтрин Ходж, а когда она пришла, объяснил ей свой план. Кэтрин колебалась.

— Я всего-то хочу его прочесть, — поспешно добавил Пэт. — Если Уилкокс у себя, вы, конечно, не сможете его взять. Но вдруг он куда-нибудь вышел?

В нервном ожидании прошло пять минут, и наконец явилась Кэтрин со сценарием.

— Его еще не размножили и не сброшюровали, — сообщила она.

Пэта она застала сидящим за пишущей машинкой и мучительно набирающим текст двумя пальцами.

— Вам помочь? — спросила она.

— Найдите мне чистый конверт, гашеную марку и клей.

Получив все это, Пэт заклеил конверт и дал Кэтрин дальнейшие инструкции:

— Послушайте у двери кабинета Уилкокса — на месте ли он. Если он там, просто подсуньте конверт под дверь. Если нет — поручите посыльному отыскать его и передать письмо как можно скорее. Пусть скажет, что оно прибыло с почтового отделения. Затем вам лучше исчезнуть со студии до конца дня, чтобы он при встрече с вами ничего не заподозрил. Все ясно?

После ее ухода Пэт пожалел, что не сделал копию письма себе на память. Он был вправе им гордиться — текст дышал неподдельной искренностью, которой слишком часто недоставало прочим его творениям:

Дорогой мистер Уилкокс!

С глубоким прискорбием вынуждены сообщить, что два Ваших брата сегодня пали в бою, сраженные дальнобойным вражеским «томми-ганом».[101] Просим Вас без промедления выехать домой, в Англию.

Но у Пэта не было времени для того, чтобы вдоволь поаплодировать самому себе. Он открыл сценарий Уилкокса.

К его величайшему изумлению, чисто технически все было оформлено грамотно — наплывы, затемнения, смены плана, панорамирование, съемка с движения и прочие сугубо профессиональные тонкости были учтены и зафиксированы в тексте. Это намного упрощало задачу Пэта. Для начала он снабдил рукопись титульным листом, на котором значилось: